Небо было ясное, чистое, нежно-голубого цвета.
Легкие белые облака, освещенные с одной стороны розовым блеском, лениво плыли в прозрачной вышине. Восток алел и пламенел, отливая в иных местах перламутром и серебром. Из-за горизонта, точно гигантские растопыренные пальцы, тянулись вверх по небу золотые полосы от лучей еще не взошедшего солнца.
Неточные совпадения
По небу, изголуба-темному, как будто исполинскою кистью наляпаны были широкие полосы из розового золота; изредка
белели клоками
легкие и прозрачные
облака, и самый свежий, обольстительный, как морские волны, ветерок едва колыхался по верхушкам травы и чуть дотрогивался до щек.
Белая пыль
легким облаком неслась вслед за телегой.
И все кругом чисто и приятно: дома, улица, ворота и особенно высокое синее небо, по которому тихо, как будто
легкими толчками, передвигается
белое облако.
По небу, бледно-голубому, быстро плыла
белая и розовая стая
легких облаков, точно большие птицы летели, испуганные гулким ревом пара. Мать смотрела на
облака и прислушивалась к себе. Голова у нее была тяжелая, и глаза, воспаленные бессонной ночью, сухи. Странное спокойствие было в груди, сердце билось ровно, и думалось о простых вещах…
Она быстро побежала к церкви, стоявшей посреди поля, к
белой,
легкой церкви, построенной словно из
облаков и неизмеримо высокой.
Через 5 минут мы были уже на аэро. Синяя майская майолика неба и
легкое солнце на своем золотом аэро жужжит следом за нами, не обгоняя и не отставая. Но там, впереди,
белеет бельмом
облако, нелепое, пухлое, как щеки старинного «купидона», и это как-то мешает. Переднее окошко поднято, ветер, сохнут губы, поневоле их все время облизываешь и все время думаешь о губах.
Ромашов лег на спину.
Белые,
легкие облака стояли неподвижно, и над ними быстро катился круглый месяц. Пусто, громадно и холодно было наверху, и казалось, что все пространство от земли до неба наполнено вечным ужасом и вечной тоской. «Там — Бог!» — подумал Ромашов, и вдруг, с наивным порывом скорби, обиды и жалости к самому себе, он заговорил страстным и горьким шепотом...
Он обещал. Когда Люба ушла, он тоже стал расхаживать по комнате, глядя в пол, как бы ища её следы, а в голове его быстро, точно
белые облака весны, плыли
лёгкие мысли...
На
белом теле женщины дрожали отсветы огня, и всё оно, чистое, яркое, казалось
лёгким, подобно
облаку.
Он смотрел на неё и смеялся, в груди у него рождалась ласкающая теплота. Она снова была в
белом широком платье, складки его нежными струями падали с плеч до ног, окутывая её тело
лёгким облаком. Смех сиял в глазах её, лицо горело румянцем.
Облака, чайки с
белыми крыльями,
легкий катер с сильно наклонившимся парусом, тяжелая чухонская лайба, со скрипом и стоном режущая волну, и дымок парохода там, далеко из-за Толбухина маяка, уходящего в синюю западную даль… в Европу!..
В чеканной серебряной амфоре
белела благоуханная жидкость: Елена соединила в амфоре ароматы и молоко. Елена медленно подняла чашу и наклонила ее над своей высокой грудью.
Белые, пахучие капли тихо падали на алую, вздрагивающую от их прикосновения, кожу. Запахло сладостно ландышами и яблоками. Благоухания обняли Елену
легким и нежным
облаком…
Токарев вышел на террасу. Было тепло и тихо,
легкие облака закрывали месяц. Из темного сада тянуло запахом настурций, левкоев. В голове Токарева слегка шумело, перед ним стояла Марья Михайловна — красивая, оживленная, с нежной
белой шеей над кружевом изящной кофточки. И ему представилось, как в этой теплой ночи катится по дороге коляска Будиновских. Будиновский сидит, обняв жену за талию. Сквозь шелк и корсет ощущается теплота молодого, красивого женского тела…